Очерки и рассказы Леонида Вертеля– члена Союза писателей России, страстного охотника и рыбака.

ГЛУХАРИНЫЕ ЗОРИ

Кому-кому, а глухарю напоминать о свадьбе не надо. В погожие дни марта он уже вовсю вышагивает в районе тока, оставляя на снегу две черты от опущенных крыльев. Может показаться, что лесной петух слишком уж торопится, начиная хороводить задолго до сватовства, но в природе все разумно и всему есть объяснение.
Вот и раннее посещение тока имеет веские причины. Вся территория токовища разделена между глухарями, каждый владеет своим участком. Те, что в середине, более выгодны, потому что сюда любят прилетать глухарки, а на окраине велик риск и не свидеться с невестой. Будь такая ситуация у людей, они непременно начали бы перераспределять участки правдами и неправдами, используя связи, деньги. В этом наш брат хорошо преуспел. Дикая природа порядочнее и честнее, глухари выясняют свои отношения в открытых турнирах. Все начинается с вечера. Лишь только умолкнет лучший вокалист тайги — певчий дрозд, глухарь, не поднимаясь над лесом, лавируя между кронами, стараясь быть незамеченным, прилетит на ток и усядется на толстый сук облюбованного дерева. Бесшумно сесть такой крупной птице трудно, и это единственный случай, когда глухарь вечером выдает себя. Увы, охотники об этом хорошо осведомлены и ходят на "подслух", чтобы уточнить, сколько женихов соберется нынешней весной.
После довольно шумной посадки, будто напуганный хлопаньем собственных крыльев, глухарь надолго замолкает и сидит неподвижно, как изваяние, внимательно ко всему прислушиваясь. Но все спокойно, белесое небо наконец напиталось тёмными красками, отчего в лесу стало еще таинственней, зажглись первые звезды, и вот здесь на пороге весенней ночи глухарь может позволить себе несколько песен. Правда, страсти в них маловато, паузы необычно длинны, все говорит о том, что до настоящих событий еще далеко, это просто разминка, настройка на долгожданное утро. О глухариной песне написаны сотни страниц, и каждый рассказчик, использовав все сравнения и эпитеты, признавался, что передать ее словами невозможно. Видимо, так оно и есть. Однако в любом случае, назвав издаваемые глухарем звуки песней, мы очень и очень преувеличиваем. Весеннее чириканье воробья и то в большей степени песня, чем вокализы глухаря. Первые звуки "тэ-кэ, тэ-кэ", издаваемые с короткими паузами, похожи на постукивание сухими палочками друг о друга, а второе колено, полностью лишающее глухаря слуха, вообще напоминает пульсирующее шипение. Если эти звуки лишить того романтического фона, на котором они рождаются, легко согласиться, что слышна работа какого-то современного прибора. Очевидно, что с такими руладами могучему петуху не приходится тягаться с певчими птахами, но нет худа без добра. Зато и врагам трудно различить, глухарь ли поет, ручей ли журчит или это предрассветный ветерок перебирает густые сосновые лапки. Тут невольно возникает в голове новый рифмованный вариант известной пословицы: "Тише поёшь — дольше живешь". Но свадьба есть свадьба. Трудно претенденту на ладную рыженькую глухарку все время быть благоразумным, да и что это за жених, который не теряет голову? Где, как не перед невестой, показать свою удаль, страсть и бесшабашность? И глухарь все это продемонстрирует, но надо набраться терпения и дождаться утра.
Подкравшаяся ночь помаленьку заворожит и успокоит всех. Глухарь, сидя в середине кроны, подожмет ноги, расслабится весь и будет спать, сунув голову под крыло, точно так же, как это делают все куры, в том числе и домашние.
Быстротечна весенняя ночь в тайге. Как прекрасно сказано у поэта: "Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса..."
Даже в самое глухое время такой ночи кромешной темноты, как на юге, не бывает. Отойди от костра, дай привыкнуть глазам и увидишь звездное небо, так и не побежденное южной тушью. Волшебным куполом опрокинуто оно над землей с чуть-чуть осветленной северной кромкой. Бледно-розовая полоска в этом месте непостижимым образом переходит в тональность мягкой зелени, чтобы еще выше, где-то в районе Полярной звезды, украсить небо большим синим полем.
Трудно понять, что заставляет человека в эти минуты запрокидывать голову и, отрешившись от всего земного, проваливаться своим сознанием в космическую бесконечность. Кто тот колдун, что на время лишает нас тверди под ногами, вознося наши души в другие миры? Как жутко там бывает им и как сладко! Весеннее ночное небо! Нет сил отвести глаза от его световой симфонии, могучими аккордами которой сопровождается рождение еще одного дня.
И думается, дано ли глухарю воспринимать эту сказочную красоту? Давайте не будем торопиться с ответом. Глухарь ведь тоже житель Земли, и звезды в поднебесье для него мерцают точно так же, как и для каждого из нас. Как знать, может быть, у глухаря есть больше оснований усомниться, способен ли человек видеть красоту нашей общей планеты. Ведь порой мы спим до полудня, будто нам не ведомо, что одинаковых рассветов не бывает, что каждое мгновенье раннего утра прекрасно и неповторимо, что никто ни за какие деньги их не сможет нам вернуть… А глухарь своими первыми "тэ-кэ... тэ-кэ" потревожит тишину еще затемно. Редко кто успеет подать голос раньше. Ну, разве что чирок-свистунок мелодичным укороченным посвистом, зовущий уточку, да жутковато-дикий хохот, нет, не филина, а петушка белой куропатки. Вот уж кто по-настоящему может напугать. В сравнении с ним низкие сдвоенные крики филина "бубо-бубо" просто добродушное ворчанье, больше даже успокаивающее, чем нагоняющее страху.
Поначалу паузы между глухариными "тэ-кэ" бывают затяжными. Он как бы сомневается: не слишком ли рано начал? Но вскоре он снова издаст "тэ-кэ", уже более энергично, с каким-то скрытым нетерпением. Потом еще и еще, как бы разгоняясь, разгорячая себя. Одновременно с каждым очередным тэкэньем ступенчато поднимается веерообразный роскошный хвост, трясется поднятая кверху голова, и лесной петух полностью лишается слуха. Как говорится, хоть стреляй ему под ухом. И... стреляют! Глухота длится всего лишь 3-4 секунды, но сколько жизней этих могучих птиц оборвалось именно в эти мгновенья. Сколько их, убитых наповал и полуживых, ломая сучья и доламывая крылья, падало вниз, чтобы, глухо ударившись о еще не оттаявшую землю, стоном отозваться на всем токовище. А может, и на всей земле... С просветлением неба, когда на дальнем болоте торжественно-мажорно протрубят журавли и заведут свое бесконечное бульканье драчуны тетерева, все взрослые глухари токуют горячо, почти без пауз. Накал страсти велик, петух, двигаясь по суку то в одну сторону, то в другую, посылает свою песню в сумерки, и чувствуется, что он полон ожидания. Несомненно, он ждет невесту. Где она? Уже пора прилететь на свидание. Наконец-то послышалось приближающееся "коп-коп", это глухарка на ходу сообщает о себе.
Куда подевалась осторожность глухаря, такая верная спутница его жизни! С шумом петух срывается с дерева и продолжает на земле беспрерывные песни, ускоряя шаги с нарастанием тэканья и останавливаясь во время последнего "глухого" колена. Всегда прячущийся, сейчас он устремляется к пятнам еще не растаявшего снега, чтобы пройтись по ним взад и вперед, демонстрируя желанной глухарке да и соперникам, какой он красавец и галантный кавалер. А для полной гарантии быть замеченным подпрыгивает, сильно хлопая крыльями… И попробуй другой петух, владелец соседнего, ничем не обозначенного участка, проявить дерзость, переступить невидимую черту. Не сдобровать ему.
В прыжке ударятся глухари грудью, начнут рвать перо и бить друг друга крыльями с такой силой, что их потасовки в тихую погоду слышны за полкилометра. Для выяснения победителя иногда достаточно одной-двух минут. Противник ретируется, не заботясь о внешнем виде. Сложив крылья и опустив хвост, преследуемый победителем, бросается наутек, находя спасение на своем участке. Проходит совсем немного времени, и новые песни, еще более страстные, услышат сидящие на деревьях копалухи (так иногда называют глухарок за характерное квохтанье "коп-коп"). Вот одна из них опускается в нескольких метрах от глухаря. Он еще больше заходится, тряся головой, поднятой вверх к сочно порозовевшему небу. Но почему же он не обращает внимания на невесту, может, не видит? О нет! Все он видит прекрасно. Но, как жених, знающий себе цену, петух не торопит события, предоставляя право первой объясниться в чувствах глухарке. И его план полностью удается: глухарка приближается сама... Токование на земле продолжается до отлета глухарок с тока. Трудно сказать, почему глухари тоже не улетают. Казалось бы, надеяться на любовные утехи в это утро уже не приходится, и тем не менее свадьба продолжается. Глухарь, правда, снова вспоминает, что осторожные дольше живут, и взлетает на дерево. В минуты восхода солнца, когда оно огромным малиновым шаром поднимается из-за леса, у глухаря появляется новый прилив энергии, и он снова поет так же страстно, как и на земле.
Это бывают красивейшие мгновенья. Насытив розовыми красками небосвод, солнце, поднявшись из-за леса, сначала золотой кистью коснется только верхушек самых высоких деревьев. И станут лучше видны непревзойденные солисты весенней тайги : зарянка — этакая кроха с рыженьким фартучком на груди, и певчий дрозд — самый невзрачный из всех наших дроздов, но певец редкостный. Пройдет еще несколько мгновений, лучи солнца приблизятся к глухарю, и... произойдет чудо, миру явится птица, от которой трудно оторвать взгляд, столько таинственности в ее облике, столько настоящей первозданной природы Залитая солнцем грудь переливается яркой зеленью, опущенные книзу крылья окрашены в коричневые тона, а угольно-черный хвост, развернутый веером, отмечен белыми пятнышками, бегущими полукругом по самому краю рулевых перьев. Нежные пестринки на сером фоне мягко поднимаются со спины к голове, украшенной большими красными бровями и внушительным клювом, загнутым книзу, точь-в-точь как у беркута.
Красив глухарь, освещенный солнцем. Но услышать его песню становится все сложнее. Большинство обитателей тайги на ногах, и такая притихшая зимой, сейчас она наполняется гомоном. Кого только не услышишь поутру: радостно заливаются зяблики — самоё многочисленное племя пернатых, тинькают непоседы синицы, чуфыкают на середине еще не вскрывшегося озера черныши-тетерева, подают голос облетающие свои гнездовые угодья — всегда парой — гуси-гуменники, барашком блеет бекас, резко напоминает о себе в ручье кряква.
Кипит жизнь вокруг, но вдруг откуда-то издалека появляется необычный звук, ухо сразу ловит его и уже не выпускает. Звук приближается, все нарастает, и вот голоса птиц тонут в гуле современного реактивного самолета, мелким насекомым ползущего высоко в небе. Взгляд как магнитом притягивается к этой букашке, оставляющей за собой слишком прямой для живой природы белесый след. Появляется непреодолимое желание заглянуть внутрь самолета. В эти ранние часы пассажиры, наверное, безмятежно спят, откинув мягкие кресла.
Что снится им? Какие видения тревожат их души? Снится ли хоть кому-нибудь глухариная свадьба, оставшаяся далеко внизу под крылом самолета? Едва ли.
А так хочется, чтобы приснилась.