Очерки и рассказы Леонида Вертеля– члена Союза писателей России, страстного охотника и рыбака.


Он приехал в Карелию в семнадцатилетнем возрасте. После окончания технического училища собирал трактора на конвейере Онежского тракторного завода.
Закончив лесохозяйственное отделение Петрозаводского университета, работал лесничим в Беломорском районе. В последствии трудился в системе лесной и деревообрабатывающей промышленности Карелии.
Первые рассказы написал поздно -- в 57 лет. Печатался в журнале «Север», московских журналах: «Природа и охота», «Свет», «Природа и человек».
В 2006 году в издательстве «Карелия» вышел сборник его лирических рассказов " Наш белый свет ". Все произведения Леонида Вертеля проникнуты добротой и лиризмом и могут удовлетворить самого строгого читателя.


НЕПРОЗВУЧАВШИЙ ВЫСТРЕЛ
ТРОФЕЙНАЯ ЩУКА
ЧЕРНЫШ
ЖАЖДА ЖИЗНИ
ВОЛЧЬЕ БОЛОТО
ЖЕМЧУЖНАЯ СВАДЬБА
ПОДВЕШЕНЫЕ ДУШИ
ОСЕННЯЯ ГРУСТЬ
ОНЕЖСКОЕ ЧУДО-ЮДО
ДРЯНЬ ВИСЛОУХАЯ
ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ!
УШАСТИК
ГЛУХАРИНЫЕ ЗОРИ
ТРЕЩИНА

              



ТРОФЕЙНАЯ ЩУКА


Охотничьи рассказы

О неблизком лесном озере со сладким для рыбацкого уха названием «Щучье», Павел и Леха знали давно. Известно было друзьям и то, что многие рыбачки мечтали помахать там спиннингом, но слишком далеко озеро находилось от их городка. А, главное, к нему не было никакой дороги, даже захудалого зимника – сплошные леса да болота. Не раз и не два Павел с Лехой склонялись над картой, прикидывая, с какой стороны легче подступиться к этому рыбацкому Эльдорадо. Однако полное бездорожье всякий раз охлаждало рыбацкий пыл и сроки задуманной вылазки в очередной раз откладывались. Туда можно было добраться только на гусеничном БТРе или вертолете. Но о таких вездеходах и «везделетах» друзья могли только мечтать. Неожиданное известие о том, что геофизики, стоявшие в тех местах табором, наловили в «их» озере здоровенных щук, сработало, как допинг, и Павел с Лехой загорелись не на шутку. Всё, едем! И тем же вечером, поставив крест на самых неотложных делах, не обращая внимания на надоевшие упреки своих «супружниц», они принялись упаковывать пропахшие дымом рюкзаки.
Километров тридцать удалось проехать на «Ниве», но, когда лесная дорога уперлась в сгнившую леспромхозовскую лежневку, спешились и двинули дальше на своих двоих, как настоящие первопроходцы. Впереди их ожидал «путь» в виде географического пространства, помеченного на карте сплошными болотами. В другое время от комаров в этих местах им точно бы досталось, но уже подходил к концу сентябрь, и про гнус можно было не вспоминать.
Шли налегке. Однако даже самой необходимой поклажи, хватило, чтобы бесконечно чавкающее под ногами болото с редкими сосновыми островками, позволявшими отдохнуть на сухом месте, прилично их вымотало. Особенно доставалось невысокому Павлу, уже накопившему к своим тридцати небольшое пузцо. Лехе было легче. Будучи долговязым, он вышагивал среди мшистых кочек, поросших багульником, почти элегантно, напоминая чем-то собирающего клюкву журавля.
Одно радовало путешественников, вокруг была дикая нетронутая природа – то, в чем больше всего нуждается душа современного горожанина, всё глубже забирающаяся в виртуальные миры электронных ящиков.
А тут… Ни одного человечка, ни одного звука цивилизации. Красота! Лишь пару раз на привалах подлетали и садились на безопасном удалении любопытствующие таёжные отшельники – вОроны. Видя двух бедолаг с мокрыми от пота лицами, умные птицы не пытались хихикать на своем птичьем языке и не каркали во всё горло, как это любят делать обычные вороны, а как-то сочувственно кронкали, будто понимали, что иногда и двуногих нужно пожалеть. Пока топали, не раз вспомнили знакомого лесника, который на вопрос: «Сколько нужно добираться до озера?», ответил бесхитростно: «Это смотря как идти -- «по твердому» или «по мягкому». Они уже часов пять ломтили «по мягкому», и теперь жалели, что, недооценив болотные хляби, решили прямикнуть. А ведь знали: «Кто прямикует -- тот дома не ночует…»
К счастью, озеро они увидели еще засветло. Рюкзаки на прибрежную траву путешественники сбрасывали уже в густеющих сумерках, потому как вечер был пасмурный, и невидимое солнце скатывалось за горизонт.
Спустя полчаса, вдоволь нахлебавшись чая, друзья усталые, но счастливые с блаженствующими ногами, вызволенными из резинового плена, забрались в спальники. Каждый мысленно строил планы на предстоящую рыбалку, видел почти наяву пятнистых зубастых монстров, заставлявших раз за разом визжать фрикцион катушки, и уже в полной уверенности в завтрашний фарт вспоминали, как сладкую конфетку, неизбывное рыбацкое -- «Куда ей деться!».
Утро выдалось тихим прозрачным и красивым. Поторапливая друг друга, рыбачки, кое-как перекусив, оснастив спиннинги самыми проверенными, самыми уловистыми блеснами, двинули на промысел.
Вода в озере уже давно настыла, августовского тумана не было и в помине. В чистом осеннем воздухе были хорошо видны даже самые дальние берега. Обозрев внушительную панораму озера, рыбачки слегка опечалились. Вся прибрежная зона была завалена деревьями. Охотничьи рассказыЛегко было догадаться, что это натворили зубастые дровосеки. Как говорится, наплодили бобров на свою голову. Подступиться к воде из-за завалов было очень не просто, а уж махать спиннингом, об этом и говорить не приходилось. Вот тебе и нетронутое озеро, вот тебе и Эльдорадо!
Но кто видел унывающих рыбаков? Кто? Поднимите руки. Не тот это народ, не та порода! Уже через несколько минут Леха бодро заявил, что пойдет в обход в дальний конец озера, где к самой воде, судя по карте, примыкало большое болото, и где можно было забрасывать блесны без всякой оглядки. А Павел решил остаться на месте и попробовать покидать блесны-незацепляйки, которые таскал в своем арсенале просто так, на всякий случай.
С тем и разошлись. Однако в незацепляйку веры было мало, и Павел рискнул начать с проверенных любимых вертушек. Увы, тут же две блесны были потеряны. Огромные деревины уходили под водой метров на двадцать и тройники всякий раз с успехом их цепляли. Он уже был в полном отчаянии, когда, отойдя от бивака метров семьдесят, обнаружил причаленный плот, сработанный каким-то рыбаком лет десять назад, а может и раньше. В другом случае Павел не осмелился бы воспользоваться этим подозрительным плавсредством, но сегодня…что тут говорить, это была единственная возможность порыбачить.
Плот из семи осклизлых бревен оказался с норовом. Он соглашался удержать Павла, но при непременном условии: тот должен вести себя, как паинька: не прыгать, не скакать, и находиться в самом центре, где стоял небольшой чурбачок для сидения.
Эх, кабы знать, в какое путешествие заманивают Павла местные черти, не подошел бы к плоту и близко! Но в том-то, наверное, и заключается вся прелесть нашей непредсказуемой жизни, особенно жизни рыбаков и охотников, что не дано никому знать, что нас поджидает за поворотом, и какими подарками собирается одаривать нас судьба. Горькими или сладкими. Павел немного поколебался и оттолкнулся от берега.
Всё произошло, когда он огибал полузатопленную осину. В одном месте шест застрял в илистом дне, и его никак не удавалось вытащить. Еще чуть-чуть и Павел оказался бы в воде, потому что уходивший из-под ног плот и шест тянули его в разные стороны.
Это было дурацкое положение, похожее на то, когда одна нога человека стоит на берегу, а другая находится в лодке. Бедолаге ничего не оставалось, как разжать пальцы. И тут он с ужасом обнаружил, что, распрощавшись с шестом, который был переносной точкой опоры, плот потерял способность удерживать равновесие. От малейшего движения он притапливался, норовя превратиться в подводную лодку. Незадачливый рыбак вынужден был опуститься на четвереньки и ползти в центр плота, отмечая про себя, что стульчик-чурбачок был заодно с шестом и тоже его предал, скатившись в воду.
Уже через минуту до Павла окончательно дошло – ловушка за ним захлопнулась! Глубина в этом месте была приличная, а вода… Он без содрогания не мог вспоминать, как однажды тоже в сентябре, будучи молодым охотником, решил достать подстреленную утку. В азарте, сняв одежку, бросился в воду и тут же вылетел обратно, почувствовав, что залетел в кипяток. Потом уже сообразил, что судорогой свело ногу «кипятком» с почти нулевой температурой.
Звать Леху тоже было бессмысленно. Он на своих длинных ходулях уже был далеко, да и ветер к этому времени проснулся окончательно и во всю трепал кроны еще не сваленных бобрами деревьев, создавая над озером шумовую завесу.
Стоя на четвереньках с мокрыми руками и коленями, Павел по- волчьи оглядывался, пытаясь разобраться, чего еще можно ожидать от этого незапланированного дрейфа. Как назло, ветер дул с берега. Стрельнув глазом в ту сторону, куда плот должно было прибить, несчастный не без радости отметил, что это было самое короткое расстояние. Дуй ветер градусов на десять левее, плот вынесло бы из губы и…О том, что его ждало бы в этом случае, ему не хотелось и думать.
Самое обидное, скорость дрейфа была почти нулевой. Да это и понятно. Какая может быть парусность у полузатопленного плота… Но прошло минут десять, и Павел заметил, что плот пошел быстрее, ветер свое дело делал. А тут еще на помощь пришла память. Однажды по перволедью на Онежском озере он с друзьями промышлял на дальней луде. На берег вечером возвращались подгоняемые свежим напористым ветром. Его легкие алюминевые санки с привязанным сверху шарабаном раз за разом на гладком льду весело обгоняли хозяина и потом, выбрав слабь шнура, с грохотом опрокидывались.
Друзья со своими пластиковыми корытами, подшучивая над ним, ушли далеко вперед, а он все не мог укротить самосвал на полозьях. И вот тогда его осенило. Он оседлал свой шарабан, расстегнул куртку, расправил две полы, как крылья паруса, и промчался все пять километров до самого берега, как сказочный Емеля. Понятное дело, и тут, на плоту, куртка была расстегнута и выставлен парус из двух крыльев.
К этому времени Павел уже маленько освоился и мог позволить себе стоять на коленях. Больше ничего придумать было нельзя, и новоиспеченному шкиперу оставалось только плыть, да любоваться окружавшим его миром.
Даже мокрые колени и глупое положение, в которое он попал, не могли испортить развернувшуюся перед ним картину великолепного солнечного дня золотой осени.
Настоящий листодер в лесу еще не прошел, и все березняки, сбегавшие гривами к самому озеру, старались продемонстрировать ему, единственному в этот момент зрителю, свой роскошный золотой наряд. А тут еще из-за леса появилась лебединая пролетная стая, наполнившая поднебесье голосами, похожими на далекие колокольные звоны, и от плохого настроения у Павла не осталось и следа. Он вдруг понял, что судьба сегодня была к нему не так и жестока, и что ему уже никогда не забыть эту поездку, этот плот, с которым он уже почти сдружился, и это синее небо с белоснежными птицами над головой.
В это время за его спиной раздался сильный всплеск. От неожиданности Павел вздрогнул. Сначала подумал, что это бобер так бултыхнулся. Но быстро сообразил, что зубастик тут не при чем. Зверь он умный и просто так своей шубой рисковать не станет. Щука! От этой догадки сразу похолодело где-то под ложечкой.
Свою серебряную блесну-колебалку, с которой он гонялся только за крупняком, Павел пристегивал дрожащими руками. Все прошлые неприятности и возможные будущие были напрочь забыты и вытеснены рыбацким азартом. В такие минуты обитатель глубин становился главнее всего на свете. Главнее кредитного долга в банке, главнее работы, оставленной в городе, главнее ревнивой «супружницы», которая даже не подозревала, что Павел может изменить ей только с этой, бултыхнувшейся за спиной зубастой щукой.
Охотничьи рассказыПервые два заброса оказались пустыми. А на третий…Все же Бог Троицу любит! Такую поклевку с зацепом не спутаешь. Щука взяла блесну смело и нагло. После подсечки не стала осторожничать, а пошла своим курсом, не обращая внимания на визжащую катушку и все попытки рыбака повернуть ее к плоту. Вот когда до Павла дошло, что такое халявный плот. От малейшего усилия подтянуть рыбину, плот тут же заглублялся бортом, норовя, отправиться к щуке в гости.
Оставалось удерживать спиннинг и сидеть в центре плота. Прошло, наверное, больше часа, когда Павел почувствовал, что щука «наелась». Она еще не была до конца покладистой, но все же пыл свой поумерила. Павел, упершись каблуком в какой-то сучок, начал потихоньку подматывать зубастую поближе. И, когда до плота оставалось чуть больше метра, притопил край плота, чтобы щука оказалась поверх бревен.

Это была не рыбина, нет. Это был настоящий «зверь»! Очутившись в центра плота щука с дурными глазами на долю секунды замерла. Рыбак бросился на добычу, как некогда известный герой Великой Отечественной на амбразуру дота. И тут щука опомнилась… К счастью, она оказалась в канавке между двух бревен. Придавив ее всем своим весом, Павел лихорадочно искал охотничий нож за голенищем сапога, а через секунду широкое лезвие с хрустом вошло в черепную коробку рыбины.
Но лучше бы он этого не делал. Никаких мозгов у зубастой в голове не оказалось. Окровавив бревна, она стала вскидываться, как необъезженный мустанг на ковбойском родео. В какое-то мгновение Павлу показалось, что всё, со щукой не совладать. Однако в последнее мгновение все же удалось ее придавить еще раз. Теперь перед его носом оказалась не голова, а хвост. И тут Павел вспомнил, что любое животное, в том числе и рыба, не способны двигаться, если перебит позвоночник.
Но попробуй на плоту добраться до этого позвоночника! Он видел перед самым носом боковую линию щуки и знал, что она точная проекция позвонков, но только, наверное, с пятой попытки нож добрался до нужного места, и щука окончательно затихла. Победитель еще какое-то время лежал, над поверженным противником, потом, отдышавшись, начал доставать блесну из огромной пасти. И тут выяснилось, что победа не обошлась без жертв. В какой-то момент леска оказалась обрезана ножом, и спиннинг поменялся местами со щукой. Но утопленной снасти было не жаль.
Напротив, по большому счету, это была дань, которую озеро забрало себе по праву. Такого трофея у Павла еще не было. Он дрйфовал на плоту еще часа четыре, и всё это время раз за разом поглядывал на добычу. Щука лежала все так же в канавке между бревен, и отмытая от крови, казалась, живой, готовой снова вступить в борьбу с любым, кто захочет посягнуть на ее жизнь. Спасатель с двумя небольшими щуками за спиной объявился, когда ветер уже стих, и плот, не дотянув до желанного берега самую малость, застрял в зарослях кувшинки.
При виде стоящего на коленях друга, Леха еще издали начал зубоскалить, отпуская остроты по поводу необычного намаза новоиспеченного мусульманина. Но, когда Павел приподнял над плотом голову своего трофея, кореш потерял дар речи. Забагрив плот спиннинговой блесной, он подтягивал его к берегу, а глаза при этом все больше округлялись, словно на плоту была не рыба, а местная русалка.
После ужина Павел от всего пережитого уснуть не мог долго. Он лежал рядом с догоравшим костром и смотрел на звезды, которые по мере угасания вечерней зари, становились всё ярче и ярче. Угли костра, покрытые вуалью пепла, уже едва мерцали в наползавшей со всех сторон темноте. Приближалась еще одна колдовская рыбацкая ночь.
И когда уставший за день рыбак готов был закрыть глаза и пуститься в плавание по реке сновидений, одна из звезд вдруг сорвалась и, прочертив яркий след на небосклоне, упала за горизонт. Загадать желание Павел не успел. Да и чтобы он мог попросить у Судьбы? Счастья? Так он и так счастлив. Леха может подтвердить.